Почему «замолчали» «Фобосы»?
- Подробности
- Категория: СМИ о нас
- Обновлено: 12.04.2018 11:43
- Опубликовано: 12.04.2018 11:09
- Автор: Super User
- Просмотров: 1893
12 апреля – всемирный День авиации и космонавтики
Первый полёт человека в космос – это ещё и первый шаг на пути взросления нашей цивилизации, осознания своего места во Вселенной, шаг в будущее. И этот шаг был сделан в нашей стране.
Свой вклад в развитие космической отрасли внесло Специальное конструкторское бюро космического приборостроения института космических исследований Российской академии науки (СКБ КП ИКИ РАН).
Здесь трудятся настоящие профессионалы своего дела. Некоторые из них участвовали в проектах по исследованию космического пространства ещё в первые десятилетия космической эры.
Сегодня Борис Каримов, инженер-электронщик, с 1973 года работающий в ОКБ ИКИ АН СССР – гость нашей редакции.
- Борис Талгатович, расскажите, в каких проектах, начиная с 1973 года, вы участвовали?
- Был такой проект под названием «Скала». Это специальный телескоп для поиска гамма-излучения во Вселенной. Он разрабатывался с 1975 по 1989 годы, в конце-концов мы его запустили с Байконура. Спутник назывался «Гамма–1». Во Фрунзе было конструкторское бюро, а в Москве – институт космических исследований, который образовался ещё в 1960-е.
Институт являлся научным постановщиком задачи, а мы были простыми исполнителями, которые воплощали задачу в жизнь. Мы делали «железо» - электронику, настройку, проводили испытания.
- Какие организации участвовали в этом проекте?
- Подразумевалась широкая кооперация: ИКИ (Москва), ОКБ (Фрунзе), Физико-технический институт (Ленинград), МИФИ, ФИАН (Москва), а также иностранные партнёры – Франция, Венгрия, Польша.
Проект предполагал огромный объём работы. До середины 80-х его возглавлял М.Б. Добриян, а когда он переехал в Тарусу, бразды правления принял А.С. Белоусов.
В 1989 году состоялся запуск «Гамма–1» ракетой-носителем РН «Союз» со 2-й площадки Байконура.
- Вы тоже занимались этой работой? Какова судьба спутника?
- Я возглавлял отдельное направление по разработке калориметрических детекторов, также принимал участие в комплексных испытаниях и запуске.
Спутник летал около 1,5 лет. Его оборудование было довольно тяжёлым. Было зафиксировано гамма-излучение от солнечных вспышек, но были и неудачи – не были зафиксированы галактические гамма-вспышки, потому что отказал источник питания и не работали искровые камеры, которые должны определять направление прихода излучения. Большой науки из-за этого не получилось.
- Участвовали ли вы в других разработках?
- Конечно! С 1973 по 1975 годы мы работали над проектом гамма-телескопа ГГ-3, который был прообразом «Гамма-1», но его не запускали. Был сделан образец, чтобы проверить правильность направления и возможности вывода телескопа на орбиту.
- С 1975 по середину 80-х! Почему так много времени ушло на реализацию проекта?
- Причин много: работа часто приостанавливалась, да и объём ее был огромен! К тому же, параллельно мы работали над проектом «Монитор» - разрабатывали датчики солнечного ветра. Он был реализован в 1981 году, хорошо отработал. Научным руководителем был Застенкер Г.Н. На эту работу у нас ушло около 4-х лет – с 1978 по 1982 годы. Спутник летал около года, а в журнале «Приборы, техника, эксперименты» даже вышла статья об этом.
- Над чем еще вы работали в то время?
- В проекте «Бифрам» мы делали солнечные датчики, а вся электроника делалась в Чехословакии, в Карловом университете. Это был отдельный спутник - «Интергелиозонд».
А потом мы работали над проектом «Фобос» (на снимке). Этот проект предназначался для изучения одного из спутников Марса, который, как предполагается, может дать ответы на вопросы о зарождении Солнечной системы.
- Знаменитый «Фобос!» В 1989 году мы все читали об этом, и многие очень опечалились, что оба аппарата неожиданно пропали. Расскажите об этом поподробнее!
- Оба аппарата – «Фобос 1» и «Фобос 2» благополучно дошли до Марса, получили первичную информацию, сделали первые снимки планеты. Но уже на орбите Марса случился сбой программы управления – просчёты в разработке. Так, один за другим, аппараты «замолчали». Позднее об этом много писали в прессе, обсуждали, выдвигали нелепые теории – вплоть до похищения аппаратов инопланетянами, но это уже были глупости. Были на АМС «Фобос» и наши приборы – лазерный масс-анализатор должен был «обстреливать» лазерным импульсом спутник Марса Фобос с расстояния 50-100 метров, принимая детектором плазму и анализировать состав грунта этой крошечной марсианской луны.
Борис Талгатович с горечью вспоминает печальный период конца 80-х – начала 90-х, когда был устроен искусственный развал, затронувший и космическую отрасль. Началось акционирование производства. Республики стали национализировать предприятия. Отошло и родное ОКБ Киргизии. Только зачем была нужна космическая отрасль маленькой республике?
Начались перестановки, вместе с акционированием добившие некогда могучее предприятие. «Мы выживали, как могли, - с горечью вспоминает Борис Талгатович. - Кое- как продержаться помогали российские заказы – продолжалось сотрудничество с головным московским институтом, какое-то время мы продолжали делать солнечные датчики. Позднее было налажено производство сварочных аппаратов, электрооборудования для железной дороги – всё это, конечно, нужно, но такой огромной ценой!»
К 2006 году заглохло и это производство – могучее предприятие было окончательно угроблено. Именно тогда Борис Талгатович принял решение перебраться в Тарусу - хотелось продолжить работу в СКБ ИКИ, где уже не первый год трудился Михаил Борисович Добриян.
- Борис Талгатович, расскажите о ваших тарусских проектах!
- Состояние российской космической отрасли тоже было непростым. Производство сократилось, упали заказы, занимались продукцией не совсем космического направления. Что поделать – было такое время. Но прошло и это. С 2006 года и последующие 2 года мы ещё делали источники питания для систем ориентации спутников – так называемых «звёздных датчиков».
- Почему эти датчики назвали «звёздными?»
- Система ориентации у них по звёздам. В памяти у датчика заложена карта звёздного неба. Звёзды тоже движутся, но для того, чтобы их видимое расположение на небе изменилось, требуются тысячелетия, так что мы их можем принимать как неподвижные объекты. Сами датчики мы не делаем, а вот источники питания – это наше!
Постепенно дела пошли в гору. В 2008 году был выведен на орбиту «Радиоастрон», на котором был установлен прибор БМСВ (Быстрый монитор солнечного ветра). Назначение прибора – изучение солнечного ветра с рекордно высоким временным разрешением, в эксперименте «Плазма – Ф». Правда, сейчас не те масштабы, что при СССР. Чуть позже я продолжил работу над лазерным масс-анализатором, который был на Фобосе. Мы его доработали, и этот прибор был установлен на космический аппарат «Фобос-грунт», который, к сожалению, в 2012 году не вышел на заданную орбиту.
- А над чем вы работаете сейчас?
- Мы участвуем в лунном проекте – «Луна-ресурс», в котором будет задействован наш прибор ЛАЗМА – ЛР. Предусмотрены посадочные модули на лунных полюсах, их задача – искать воду для будущих станций, поселений, исследовать лунный грунт. Наш масс-анализатор должен определять качественный и количественный состав реголита (лунного грунта), наличие воды в соединениях. Учёные уверены, что под реголитом должны быть запасы льда.
- Как мы знаем, что сила тяжести на Луне составляет 1/6 земной. Каким изменениям может подвергнуться человеческий организм в условиях такой малой гравитации? Как могут в дальнейшем эволюционировать жители будущих лунных поселений?
- Влияние микрогравитации, несомненно, изменит внешний вид потомков будущих колонистов, но опыты в этом направлении ещё нигде не проводились. Пока такие вопросы – удел писателей-фантастов, а нам ещё только предстоит столкнуться с этой проблемой. Вода, которую мы обязательно найдём на Луне, очень пригодится для первых исследователей нашего спутника, даст возможность создавать поселения. Это позволит человечеству сделать очередной эволюционный виток, но всё это – дело будущих поколений, а наша задача – подготовить для этого почву, заложить фундамент, для чего мы и работаем, проводим свои исследования.
Борис Талгатович осторожно заглядывает в будущее, предпочитая решать задачи, которые стоят перед космической отраслью сейчас. По натуре он – оптимист, и в свои 72 года выглядит получше некоторых 50-летних. Причина – не только здоровый образ жизни, но и любовь к делу всей своей жизни, своей работе, которая одновременно является и увлечением.
Трудно найти этого человека в кабинете – он всегда в цеху. Обязательно решает текущие вопросы, работает над очередным проектом. Он уверен, что отечественная космонавтика обязательно переживёт новый подъём – иначе и быть не должно! Ведь мы - наследники тех, кто сделал первые шаги в исследовании Вселенной!
Вадим МАЛЬЦЕВ.